Поцелуй смерти [Litres] - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я знаю, тебе надо работать, раскрывать преступление.
– Ага.
– Когда ты будешь дома?
– Не знаю; здесь жуткий бардак, так что затянется на дольше.
– Ты поосторожнее, – сказал он, и снова голос прозвучал неуверенно, почти по-детски.
– Насколько это возможно.
– Я сам знаю, что тебе нужно работать! – Голос прозвучал обиженно.
– Синрик, мне пора.
– Хотя бы не называй меня так. Ты знаешь, что я не люблю этого имени.
Интонация преувеличенно жесткая и все еще напуганная.
Я проглотила слюну, перевела дыхание и ответила:
– Син, мне пора.
Неудовольствия в голосе мне скрыть не удалось. Мне очень неприятно, что он хочет называться Син как сокращение от Синрик. Что единственный в моей постели юнец хочет, чтобы его называли «грех»[2], втирало соль в раны моей самооценки.
– Спасибо. Увидимся, когда приедешь.
– Это может быть уже после рассвета.
– Так разбудишь меня.
Мне пришлось посчитать до десяти, чтобы на него не гавкнуть, но это из-за моей собственной неловкости, а не из-за него. Он так молод, что еще не приобрел навыков взаимодействия со мной, когда в меня стреляют. Да черт побери, некоторые мужчины, на много десятков лет его старше, тоже с моей работой не очень уживаются.
– Лучше ты поспи.
– Разбуди.
На этот раз его голос прозвучал старше – отголосок того, что будет, может быть, через пару-тройку лет. В этом слове было требование, почти приказ. Я тут же подавила свою рефлекторную на это реакцию. Я взрослая, и вести себя должна по-взрослому.
– Будь по-твоему, – сказала я.
– А теперь ты злишься, – сказал он, и голос прозвучал угрюмо, на грани собственной злости.
– Синрик – Син то есть, – не хочу ссориться, но мне пора.
– Люблю тебя, Анита.
И так это было смело, так открыто, так… а, блин.
– И я тебя, – сказала я, но не была уверена, что это правда. И даже знала, что нет. Он мне дорог, но я не люблю его так, как Жан-Клода, или Мику, или Натэниела, или… Но я сказала эти слова, потому что когда тебе так говорят, полагается ответить тем же. Или я слишком труслива и не могу допустить, чтобы между нами повисло молчание. Когда Син сказал, что меня любит, я дала единственный возможный ответ: – Я тебя тоже, Син, но мне правда пора.
Но телефон уже был у Мики:
– Анита, все о’кей, иди. Я тут присмотрю.
– Черт, Мика, мне надо думать о здешней игре, я не могу… как он там?
– Раскрывай преступление, лови бандитов, делай свою работу. А мы с Натэниелом присмотрим за Сином.
– Я тебя люблю, – сказала я, и на этот раз искренне.
Я просто видела его улыбку, когда он ответил:
– Я знаю. И люблю тебя еще больше.
– А я так, что больше не бывает, – улыбнулась я в ответ.
Прозвучал голос Натэниела – Мика поднес ему телефон:
– А я тебя люблю больше самого большего.
Телефон я выключила в слезах. Как же я люблю Натэниела и Мику, как сильно! И в этом нет греха. Мы делаем друг друга счастливыми. Синрику нужен был бы кто-то, любящий его так, как я их люблю. Как я люблю Жан-Клода. Да черт с ним, как я люблю Ашера, или Никки, или даже Джейсона. Он не должен был соглашаться на компромисс отношений, дающих ему отличный секс и даже своего рода любовь, но вряд ли я когда-нибудь буду влюблена в Синрика. А он ведь достоин, чтобы его кто-то любил так, как он меня, да? Разве не каждый этого достоин? Я вряд ли смогу ему это дать, и оттого, что он тут стоит и слышит, как наше миленькое трио распевает друг другу «Я тебя люблю, я тебя больше всех, я тебя еще больше большего», а его будто и нет, – от этого у меня сердце сжимается и к глазам подcтупают слезы. Мне тут надо расследовать преступление, искать скрывшихся диких вампиров, я не могу себе позволить, чтобы меня так выбивал из колеи восемнадцатилетний мальчишка, – только тем, что любит меня больше, чем я его.
Эта мысль меня заставила утереть слезы кулаком, эта мысль сильнее всего меня ранила. Он меня любит, влюблен, а я не чувствую того же. Если бы не был он метафизически со мной связан, я бы могла с ним порвать, отослать его домой, но сверхъестественные связи, если уже установлены, то разорваны быть не могут. Мы в капкане, Синрик и я, и разжать его челюсти способа нет. Блин.
Глава девятая
Смит увидел, как я выхожу из переулка.
– Твой бойфренд тоже заставил тебя чувствовать себя виноватой?
– Вроде того, – ответила я, вытирая лицо в последний раз. И еще раз сильно порадовалась, что не крашусь перед осмотром места преступления.
– У меня такое чувство, что моя девушка меня готова бросить. С работой не уживается.
– Она тебя хотя бы бросить может, – ответила я.
– В смысле? – не понял Смит.
Я махнула рукой – дескать, неважно, и вернулась к работе. К нашей работе, а все эти прибамбасы личной жизни отложила на потом. Работа прежде всего, потому что если мы ошибемся, будут новые трупы. А если ошибемся в личной жизни, погибнут только эмоции. Бывает, правда, что разбитое сердце ощущается как своего рода смерть, и получается, что чуть меньше раскрытых преступлений – это плата за возможность частично выправить свою жизнь.
Наверное, надо было мне сильнее посочувствовать Смиту, но я уже настолько сочувствовала сама себе, что ни на что другое сочувствия уже не хватало, и как только я это поняла, то тут же выпрямилась и попыталась вытащить голову из задницы и вернуться в игру.
Повернулась к Смиту:
– Я тебе очень сочувствую насчет твоей девушки, Смит.
Он улыбнулся, но до глаз улыбка не дошла:
– Спасибо. Как давно у тебя роман с Жан-Клодом?
– Примерно семь лет.
– Когда выдастся свободное время, я был бы очень рад услышать, как у тебя получается и поддерживать отношения, и делать эту работу.
Я не смогла удержаться от улыбки.
– Если будем ждать свободного времени, то никогда не поговорим. И я не знаю, поможет ли тебе то, что помогает мне, но всегда пожалуйста, готова попытаться рассказать, когда будет перерыв. И Зебровски тоже спроси: они с Кэти уже больше десяти лет вместе.
Смит ухмыльнулся:
– Я так понимаю, что жена Зебровски – святая. Со святыми романов не завожу.
Я тоже улыбнулась в ответ:
– Кэти – вполне идеальна, но не святая. Просто они хорошая пара.
– Но как, как у них получается? – спросил Смит, и что он об этом спрашивает посреди расследования, означало, что девушка для него – очень важный человек, и отношение к ней особое.
Вот черт…
Я подошла к нему и тихо сказала:
– Каждый человек уникален, Смит, поэтому каждая пара тоже уникальна. Что действует для одной пары, вряд ли подойдет для всех. Да черт возьми, то, что держит меня вместе с Жан-Клодом, работает совсем не так, как то, что держит вместе нас с Микой или с Натэниелом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});